– Болтливый серебряный полумесяц.

– Ни за что! – завопил талисман. – Не смей меня отдавать! Не имеешь права! Ты не отважишься!

– В самом деле? Это мы сейчас увидим. – Я протянул к нему руку.

– Только не это! У меня такой тонкий нюх! Я буду страдать! Умоляю, не делай этого, – застонал полумесяц, пытаясь увернуться.

Я выдержал паузу, заставив его поволноваться.

– Ну так и быть, пощажу, – согласился я. – Но, учти, это было последнее предупреждение!

– Ну вот, так я и предполагала, что меня надуют. Никакого женского счастья. После этого стоит ли удивляться, что я стала Гарпией? – проворчала Трупп.

Упруго ударяя крыльями по воздуху, полуженщина-полуптица целеустремленно направлялась на юго-восток.

Возвращаясь из школы, девочка слушала плеер.

Вдруг в наушниках плеера голос:

– Берегись, девочка! Объедало спрыгнул с двадцатого этажа!

Девочка дальше идет, думает, что ей послышалось, а наушники снова говорят:

– Девочка, Объедало спрыгнул прямо на тебя! Он хочет раздавить тебя и объесть до костей!

Девочка присела от испуга, а наушники кричат:

– Не останавливайся! Объедало уже совсем близко! Отскакивай!

Девочка послушалась и отскочила. Промахнулся Объедало и со всего размаху на асфальт – бамс! Осталась от него одна лепешка. Лежит лепешка на асфальте и жалуется:

– Опять жубы щебе вышиб и кощти переломал!

«Объедало»

1

Летели мы долго. Солнце давно уже перевалило за полдень, а мы все еще были в пути. Уже несколько часов под нами тянулись выжженные белые пески. Солнце припекало мне затылок, отзываясь во рту и в горле скребущей сухостью. Перегревшийся талисман, раскалившись, уже с полчаса заговаривался и нес какую-то ахинею. Меня он называл конунгом Эрихом, а себя то гипербореем, то каким-то Ктесием Книдским. Потом он сменил пластинку и, объявив себя сладкоголосым певцом Орфеем, гнусаво затянул:

– Стойте, герои Эллады, гребцы быстроходного «Арго»!

Или затем мы спаслись от погони жестоких колхидян,

Чтобы погибнуть в волнах, не достигнув Пелазгии милой?

Вначале я различал бормотанье полумесяца, но вскоре оно начало сливаться для меня в какую-то кашу, и я уже не понимал смысла. Одна только Трупп неутомимо взмахивала крыльями.

– Ты еще жив, мальчишка? – изредка интересовалась она.

– Жив, – подтверждал я.

– Очень жаль, – неизменно отвечала Гарпия. – Если будешь отбрасывать копыта, предупреди меня. Я люблю наблюдать, как люди играют в ящик.

Экономя силы, я не отвечал, только крепче вцеплялся ей в волосы. Перед глазами, стоило мне несколько секунд не моргать, все начинало двоиться. Боясь потерять сознание, я считал удары крыльев, но всякий раз начинал сбиваться уже на втором десятке.

Вскоре я вообще потерял способность считать. Мне чудилось, что в голове у меня все спеклось. Я почти лежал на шее у Гарпии и наблюдал, как в раскаленном воздухе проплывают караваны, и тощие погонщики в полосатых халатах мерно покачиваются между верблюжьих горбов. Изредка караваны сменялись то высохшим руслом ручья, то распятым саксаулом, замершим на песке. Потом мне стали мерещиться бегущие пластилиновые человечки, хихикающие тоненькими голосками. В толпе пластилиновых человечков я узнал Настю и Ягге.

«А вы здесь зачем? Не ходите с ними, они вас заманивают!» – хотел крикнуть я, но они уже скрылись. При этом обнаружилось, что у Ягге и Насти такие же пластилиновые мягкие лица, как у человечков. На деревянной ноге быстро спешил куда-то дедушка Вурдик. Проскакал черный оскаленный череп, не сводя с меня взгляда своих пустых глазниц. Дальше началась полная абракадабра вроде хора стеклянных куколок, которым управляла старуха с лимонным носом – Зеркалица. Миражей было столько, что, когда внизу в знойном мареве показалась чудовищная, сложенная из выщербленных камней пирамида, я поначалу решил, что это тоже мираж.

Гарпия снизилась и, особенно не церемонясь, сбросила меня на песок. Я пополз по песку, пытаясь подняться, но это удалось мне лишь со второй или третьей попытки.

Трупп презрительно наблюдала за мной.

– И этот полутруп хочет воевать с Фараоном! – сказала она. – Посмотри на пирамиду, мальчишка! Когда двенадцать тысяч лет назад я вылупилась из яйца, Безумная Пирамида уже была такой же старой. О Фараоне ходили скверные слухи. Настолько скверные, что даже мне порой становилось не по себе. А тут еще это нелепое родовое заклятие, вынудившее нас подчиняться тому, кто владеет ключом. Но, думаю, это ненадолго. Фараон уничтожит тебя, заберет ключ, и нам с сестрой не придется выполнять твои нелепые прихоти.

Гарпия взмахнула крыльями и тяжело взлетела.

– Прощай, человечек! Перед тем как отправляться к Фараону, я бы советовала тебе напиться. Колодец здесь недалеко, – крикнула она, кивнув в направлении группы засохших деревьев.

Проводив взглядом Гарпию, я побрел к колодцу. Ноги вязли в песке. Мне хотелось только одного – пить, а потом упасть и лежать неподвижно. Настя, Ягге, пальцы Красной Руки, Фараон в склепе, даже человеческий мир, куда я так мечтал вернуться, стали вдруг не важны.

– Рожденный ползать – летать не может. Все мосты сожжены. Верблюды щедро делятся с людьми шерстью и мясом, – бормотал талисман, изредка принимаясь хихикать.

Ему было весело, мне – нет.

2

Трупп не соврала. Колодец находился там, где она указала. Причем удивительно глубокий. Прозрачная прохладная вода в мраморном бассейне плескала почти у самых краев. Я наклонился, чтобы окунуть в нее голову, но случилось так, что талисман, висевший у меня на шее, оказался в воде раньше. Послышалось шипение – раскалившийся полумесяц остывал.

– Вытащи меня отсюда! Скорее! Не вздумай пить! – завопил он.

– С каких пор ты раскомандовался? – возмутился я, облизывая потрескавшиеся губы.

– Взгляни на деревья, осел! Тебя не удивляет, что они сухие, хотя растут у самой воды? А теперь посмотри на меня!

Капли, стекающие с полумесяца, были грязно-ржавого цвета, совсем не такие, как вода в колодце.

– Но Гарпия сказала…

– И давно ты веришь Гарпиям? Древняя мудрость гласит: выслушай совет Гарпии и сделай наоборот.

– И что будет, если я выпью? Козленочком стану? – не сдавался я.

– Зачем же козленочком? Самым натуральным мертвецом, – хихикнул талисман. – Если хочешь напиться, поищи родник. Интуиция подсказывает мне, что он должен быть у южного ската пирамиды.